Некоторые цитаты.
Эскалация трансцендентного прорывается в имманентное как богочеловеческое.
Неведомый Бог, грозно отсекающий всякую тварность, безмерно превосходящий даже свое превосходство над уровнем человеческого, вдруг являет себя Богочеловеком
Революция —контрабанда истории и культуры, которую часто перевозят придурковатые миссионеры в чемоданах с двойным дном.
Совершать же революцию, в результате которой выстраивается и пересоздается лишь Град Земной — то же, что очищать внешность блюда и чаши. Это фарисейская революция, зацикленная на социальном действии, которое всегда из средства становится целью.
Что имели Адам и Ева, с позором изгнанные из Рая? Вкус яблока на губах, в конце концов породивший чистый рационализм как абсолютное проявление греха в сфере сознания; половое влечение, приводящее к двум веселым городкам, Содому и Гоморре, в худшем случае, а в лучшем — к спасению от депопуляции; наконец, труд, отчужденный и отчуждающий, который всегда может разбить свои религиозные ограничители и создать общество одержимых хозяйством, параноиков чудовищно раздутой сферы экономики. Христианство, в особенности первоначальное, утверждая ценности асоциальной революции, нанесло удар по этим основам. Идеалы безбрачия и аскетизма, весьма в нем распространенные, а также знаменитое уподобление птицам небесным, которые, как известно, не сеют и не жнут — это ли не вызов, это ли не удар? Христиан с давних пор обвиняли в патологической мизантропии, ненависти к роду человеческому. И поделом. Хотя, конечно, это была спасительная ненависть.
Социальная революция —это еще и конвульсия обезбоженного, пораженного острой трансцендентной недостаточностью мира; знак беды, кризисной безысходности, вестник скорого наступления оглушительного Конца.
Ну а художественный гений упрямо видит в хаосе революционных брожений реальный и полнокровный прототип своего ограниченного, вечно ускользающего творческого экстаза, или бытийное восполнение собственной односторонности. Но, убегая от одной, он всего лишь впадает в другую.
Революция — это общий взрыв воинствующей богооставленности социального мира, Юрьев день насмерть гуманизированного, замкнутого в самом себе человечества. Из скороварки посюстороннего бытия, крепко скованного бытом, культурой, гуманоидным нарциссизмом, жестоко разогретого общественно-историческим прогрессом, вырывается пар революции. Мы не рабы! Мы не бабы!
Вся бренная человеческая культура исполнена слезными жалобами на жизнь. Художники и поэты, музыканты и философы буквально завалили небесную канцелярию своими челобитными. Пишут и пишут, как шизофреники по начальству. Оптимизм доступен только крайне поверхностному восприятию. Да и чего стоит «короткое безумие счастья» на фоне ампирной массы страданий. Эмоциональный окрас жизни — смертельная тоска. Вот тут, кстати, выяснилось, что для того, чтобы просто жить, нужно, оказывается, иметь особого рода мужество. Мужество быть. А не то станешь истеричкой выпрыгивать из окошка или напридумаешь себе «головное» самоубийство. Имей мужество смириться и тащи свой крест, покуда он тебя не раздавит. Если притерпелся к наплывающему абсурду, то будешь только вежливо улыбаться, словно тебе рассказали не очень смешной анекдот. Завели в дурацкую комнату смеха с неровными зеркалами, похожими на слезы, что застыли в нелепом беспорядке, и говорят: «Веселись, юноша, в юности своей». А вокруг народ хохочет заразным таким хохотом.